*** Как заклинанье читаю Осень, Бурую хвою вплетаю в косы, Бурое небо копчу кострами, Из рукавов выпускаю стаи, Из рукавов выпускаю стаи, Зернышки звезд для них рассыпаю на небесах – золоченом блюде: Тысячи зернышек – тысячи судеб. Кушайте птицы, клюйте, родные, – Где-то погаснут судьбы земные, Вы их очистите, вы их спасете, Вы их в своих животах унесете В те листопады, в те колыбели, Где тишиною дни перезрели, Где новые души – в огромной капусте Ждут, когда их простят и отпустят...
*** Когда мой голос будет слышен лишь теням птиц, лишь отраженьям в воде старого пруда, а глаза - станут такими прозрачными, что смогут вместить в себя, будто воздух, всех бабочек и стрекоз - Я надену желтые резиновые сапоги И выйду через потайную дверь В парк, существующий для меня одной… Я раскрою ворота в Осенний храм, украшенный листьями винограда, Мне на платье посыпятся слезы рябины, Из них заварю себе чай в янтарном чайничке Угощу святых, Поправлю кружево из теней под высоким куполом Постреляю из лука солнечными лучами В уснувших мух Сплету венок из цветков бессмертника, повешу его на гвоздик перед входом, А потом - буду сдувать зонтики воспоминаний с одуванчика своей жизни... *** Жду тебя тихо-тихо - будто сдуваю пепел с синих виолончелей, с бледно-лиловых скрипок... Жду тебя нежно-нежно - будто в руках качаю бусы из аметиста - стайку прозрачных рыбок... Жду тебя лунно-лунно, астры леплю из снега, белых ворон и соек - все для тебя подарки... Жду тебя ясно-ясно - в радуге отражаясь, радостью обжигаясь, жду тебя жарко-жарко! Жду тебя долго-долго - так чтоб срослись две ивы, так чтоб дозрело зелье - будто такая сказка... Жду тебя тайно-тайно, может быть, безмятежно может быть, безутешно может быть, ненапрасно..
*** Бутоном жарким ирисовый день раскрылся на танцующей воде... Разверзлась синь, весь мир в себя вобрав, мы вышли из колышущихся трав - вдвоем - рука к руке, к кольцу кольцо... Мы были золотистою пыльцой на крыльях у Вселенной-мотылька, сквозь нас текла всесильная река, сквозь нас лились грячие пески, свеченьем между нами - лепестки, струящиеся сквозь земную явь... Мы через синь перебирались вплавь, нас нес свозь время звездный ураган, а ирисы текли по рукавам и превращались в бирюзовый дым, в прикосновенья бархатной воды и в шепот твой - "Тону в тебе, тону..." и падали в летящую волну две наших тени - птицею одной... И расцветало ирисами дно...
Женщина-птица Эта женщина-птица - моя темница… Эта Женщина-птица во мне таится, и гнездится порой у меня в ресницах, Чтобы сны подсмотреть, а потом в них влиться… Эта женщина-птица – мой верный рыцарь: Охраняет меня от заезжих принцев, Из щелей достает пустоты крупицы, Чтоб подать мне на ужин – приправой к пицце… Эта женщина-птица бывает грубой - Иногда зеркала разбивает клювом, Чтоб потом коготками в них тайно рыться - Вынимать то одни, то другие лица, Вынимать то одни, то другие души - На меня примерять - как боа и рюши, Как чужие бусы – что жгут и душат, мои жалобы с легким презреньем слушать… Мне на Женщину-птицу негоже злиться, Вечерами нам с ней хорошо сидится: Я ошейник ей шью из цветного ситца, Она вяжет мне клетку на тонких спицах И рисует закат на окне в столовой – Желтой кровью своей и моей – лиловой…
Ивы Это было неощутимо – Будто день, проходящий мимо, Будто снег на серьге жемчужной, будто сон, отраженный в луже... Не запомнить, не осмотреться - в темных травах тонуло сердце… Безмятежны, неторопливы - В плен меня забирали ивы… Светотенью сплетали сети, и нефриты в моем браслете становились бледней, туманней... Я входила в зеленый пламень, Я вливалась в зеленый ливень – Я себя посвящала ивам... Всю себя отдавала ивам – их двойным язычкам змеиным, оплетающим душный терем серебристым прохладным перьям… Были ивы мои игривы - их строптивые гладя гривы, оседлав их густую негу, я в такое взлетала небо - что пронзало своим касаньем, где что глаза закрывались сами ослепленные жарким взрывом... Были ивы мои ревнивы - сквозь рябины, дубы и сливы, сквозь реликтовые оливы, что растила в священной роще, пробивались звериной мощью, прорастали зловещей вязью, оплетали болотной грязью - ядовиты, горьки, червивы...
Но лишь с ними – являлось диво, Лишь от них – принимала чашу, Лишь для них – уходила в чащу Чтоб сквозь ветви – прозрачной кожей…
И с тех пор – все пути возможны, Все земное – преодолимо, Все грядущее – мнимо, мнимо… Только ивы – необъяснимы.. Только ивы – неотвратимы…
*** С каждым днем все светлее прожилки ночной бирюзы... У небесных овец розовеют уже бока... Вновь рожденное Солнце тянет к земле язык - Солнце требует молока... Прижимать тебя, Солнце, к груди – согревать руном, В своих косах лелеять да в ведрах с водой качать, чтоб, свернувшись в клубок в терему моем ледяном, меня приняло б ты за мать... Чтоб тянуло лучи ко мне изо всех окОн, расстилалось у ног - когда выхожу босой, чтоб лизало мне щеки горячим своим языком, забавлялось с моей косой... Скоро вербам цвести, скоро ласточкам гнезда вить, мое время уходит - и терем идет ко дну... Скоро, Солнце, тебя на воровке-Весне женить - из жасмина ей ткать фату...
Так пока ты дитя — ляг на сердце мне, полежи... растопить не растопишь — так хоть отогрей чуть-чуть... Дай почувствовать, как наливаясь зарей, дрожит Тот цветок ледяной, что когда-то упал на грудь... *** От темной сирени - всевластье... горенье... Из темной сирени – варила варенье... созвездьями грозди – в котле первозданном... В пиалы озер разливала туманом - тяжелую сладость, медвяную лунность... Багряной сиренью - заря обернулась багряной сиренью - коса разметалась... грозой лепестковой – багряность... багряность... Варила варенье – для целой вселенной.. И утро стекало молочною пеной молочною пеной из белой сирени по скалам весенним, по мерзлым кореньям... Сирень-белоснежность, сирень – упоенье... из белой сирени плела оперенье и вновь – над гореньем багряным взлетала и темной сиренью - луга осыпала...
Корабельная магия Я буду придумывать корабли… А потом - взрывать свои корабли… Оттенки фиолетового У Зимы моей длинные рукава, Гранатовый куст «...и буду стараться жить так, чтобы в моём мире были только солнечные одуванчики… А потом…а потом ПОБЕДЯТ ГРАНАТЫ …» Айна Ким
Твои двери ведут в одуванчики... в желтый луг, А мои – прямо в степь, где до самой луны - метель. Где растеряны стрелы, гниет без охоты лук, Я пряду свою пряжу, качаю вночи колыбель, Но бывают часы, когда в доме уже все спят, Когда ветер посланья пишет на буром льду, Я тогда выхожу в свой летящий по небу сад, Я гранатовый куст поливаю в своем саду. Вдоль созвездий колышется, нежно струится сад, Повторяя изгиб оврага - плывет в твой сон... И гранатовый дождь сочится - когда закат, Для того чтобы ты собирала его в ладонь... Чтоб он тек по аллеям рук, по холмам колен, И земля насыщалась за ночь его вином.. Чтоб наутро, попав к одуванчикам в желтый плен, Ты в земле находила гранатовое зерно. Чтоб оно прорастало – сквозь каждый твой взгляд и жест, Чтоб багряное солнце внутри не смогло остыть - Я гранатовый куст поливаю в твоей душе.... И проросший во мне – этот куст поливаешь ты... И гранаты там зреют... Течет через край их сок, Сквозь смиренье течет, сквозь пустыню закрытых глаз... И они полновластно ложатся у наших ног, И они побеждают таких беззащитных нас. Мы уходим как все – налегке, босиком, в свой срок. Мы идем как начертано, только - кувшин в руках. Даже там, где лишь желтое солнце и белый Бог - Поливаем свои гранаты на облаках...
*** Жертва ли это? - Призрачной быть, чужой в жарком кругу подруг, в хороводе майском... Ивовой ветвью – черною, как ожог, Марью озерной... хвоей.. росою.. ряской.. Быть ожиданьем . Быть изначальной тьмой. Маленьким прочерком в книге земной печали – Чтоб заговаривать звездам зубную боль И открывать небеса собственными ключами...
Игуменья Ни кроткою умницей, ни рукодельницей -
Яблоня Стать яблоней корнями на восток -
*** Войти в листву...не чувствовать... забыться... Вода в пруду туманней с каждым днем... беззвучный дождь смывает наши лица И мы сквозь сад без лиц уже идем... Мы – только зыбь. Мы –дым истлевшей яви... Закончилась еще одна река, В которую бросали мы как гравий Единства проходящие века... Жемчужна ночь... Цветет душицей берег. А нам осталось в утро перетечь Забыв друг друга так - чтоб бог поверил. И больше не давал нам этих встреч...
*** Тебя отпускаю - как солнце в свою обитель. Рябина Исхожены мною все грани земные – иссякла пиала... От белого моря до алой пустыни – устала устала... Вся жизнь — камнепады, грунтовые воды, обрывы, теснины... мне стать бы дриадой, живущей под сводом священной рябины...
вплетаться в нее волосами, руками, корнями, ветвями.... сростись с ее тенью, во мхи окунуться крылом журавлиным... Заснуть на мгновенье и снова очнуться в объятьях рябины...
спуститься к избушке, что долго ждала меня в сизой прохладе, И в кресле плетеном сидеть до рассвета, накрывшись овчиной, Варенье сварить из янтарной рябины, обжечься рябиной...
И вдруг полететь над судьбой безыскусной, над юностью, детством.. и мчаться, смеясь, мимо звезд на осколке сверкающей льдины, но снова упасть... белым шелком... на ветви рябины....
Гадание на четырех королей А за окном шелестят тополя: «Нет на земле твоего короля...» (Анна Ахматова)
Лед на земле. Предрождественский лед. Вечер в капкан древний город берет... Очи цыганки — жаркая тьма.. К ней подошла, попросила сама: «Ты погадай мне, карт не жалей, на четырех моих королей: Кто отгорит, кто пройдет стороной, Кто же вовек не простится со мной?»
съедена вместе походная соль - пуд, или даже больше чем пуд... Плед у камина, нежный уют...
зарево странное, бабочек рой... Шепот туманов, леса покров... И разговоры — все больше без слов...
скрипок рыданья, локона смоль, маска, что дразнит своей красотой - вечного праздника флер золотой...
сладкая, жаркая, тайная боль - Ветви сплетенные — ива и вяз, прикосновений горячая вязь...
дама червей мне ладонь обожгла, взмах — и с руки алой искрой — на пол... Черным цветком голос ведьмы зацвел - «Каждый из них тебе мил и хорош, только я вижу — лишь тенью пройдешь скозь хоровод их ласкающих рук... Небом очерчен невидимый круг, небом поставлен высокий порог - тот, за который никто бы не смог переступить, находясь на земле, нет, ни один из твоих королей - смелых, отважных, готовых на бой... Я только радугу вижу с тобой, свет отрешенный...флейту полей... Нет тебя, нет у твоих королей...»
Очи цыганки — белый туман.. карты разбросаны... утро в капкан небо усталое нежно берет... Лед на земле. Предрождественский лед..
Змея Из небесных жриц мне одной - земля. Среди стаи птиц я одна - змея. Я - стрела и лук (пусть без тетивы!), Я ползу на юг как летите вы - На исходе чувств на исходе сил Я одна лечу, не имея крыл, Сквозь звериный лаз, травяной тайник… Два крыла у вас – у меня язык, У меня язык словно два пути, Сразу в двух мирах мне дано ползти - по воде и сквозь, над землей и под... Как для вас полет – для меня мой грот, Как для вас звезда - для меня слюда, В черноте пруда хороню года… Вам преграды нет – небеса ваш дом, Мне же белый свет оплетать хвостом, Мне не ввысь – к луне, мне лишь - вдоль, по дну: Чешуей своей отражать луну, Не сгорать в крови огневой зари – Небеса свои – мне носить внутри. И не падать вниз – а беречь свой яд… Среди стаи птиц я одна - змея… *** Осень - мармеладная, карамельная, разноцветные листья - будто фантики от конфет летят по ветру, летят к солнцу - “Гуси-лебеди” – конфеты моего детства... Осень – кофейная, шоколадная, с запахом грушевого пирога и жареных каштанов... разве знала я, что она придет когда-нибудь? Тают в руках кусочки сахара, приготовленные для лошадок... С неба закат стекает, как малиновое варенье, разлитое по белой скатерти богами, что в одночасье забыли о своих заботах и стали веселыми, озорными детьми, просто, как из кармана пряник – давшими мне эту осень и этого достаточно и не нужно больше ничего просить и не нужно больше ничего выигрывать... Никогда еще осень не была столь сладкой... лишь маленькой горчинкой в ней - наши с тобой не-встречи...
*** И все же, мы были... пусть миг, но мы были единым... и это единство зависло в тумане фантомом... Сентябрьское солнце упало в траву георгином - лучи-лепестки разлетелись по выцветшим кронам... Нас осень встречала в совсем еще летнем убранстве, с росой подносила нам роз ритуальные чаши... Я помню - мы были! И может в каком-то пространстве мы все еще есть... и идем через небо, обнявшись...
Аленушка
И коса у нее до пояса цветом - гречишный мед... Только в жизни ее, как назло, ничего не ладится: Хоть направо пойдет, хоть прямо – всюду камни с надписями “Не подходи! Убьет!” Вот пойдет по ягоды – наберет малины лесной с черникою да насыпет подружкам горсточку – добрая же душа... А подружки потом по ночам просыпаются с криками и к Алене на чай – уж не очень то и спешат... А пойдет по грибы - наберет всю корзину доверху - грузди сами под ноги лезут (до чего ж хороши!), А вернется домой – и тут как по голове обухом - открывает корзину – а в корзине одни ужи... А у мачехи дочери – вот до того уж вредные! Но у них и работа спорится, и перины все златом вышиты... “Это все оттого что ты рыжая... Косы медные - это знак злого солнца, разве ты никогда не слышала? “- говорила Анисья, что знает про все на свете, очень мудрая баба, и Аленушку все жалеет... А в избе у Аленушки - воет и стонет ветер, Ей все время так зябко, и, видно, чтоб было теплее - всю светлицу она заставила образами, Но все равно ночами просыпается оттого, что вода глядит на нее малахитовыми глазами и участливо спрашивает: “Не надо ль чего?” А братец Иванушка где-то с козлами в прятки играет, у него свое, нехитрое счастье... А помнится, когда-то гадала на Святки, и выпал жених трефовый... Вот только к подружке Насте ушел почему-то... Сказал: “ У тебя, Алена, глаза какие-то не такие...уж не ведаю в чем секрет, но будто бы чудища богомерзкие с их дна соленого поднимаются и выходят на божий свет...” А ведьма Меланья, чья изба у заброшенной |
© zoryana-nei, 2011 Все права защищены |